– Алло?

– Мистер Хьюрдин?

Сердце опять екнуло. Не екнуло, а ударило в грудную клетку. В ушах запульсировала кровь.

– Да, что случилось?

– Сожалею, мистер Хьюрдин, но у вашего отца – инсульт.

Инсульт.

Этого он совершенно не ожидал, никогда не думал об этом и даже не рассматривал такой ситуации. Во рту пересохло. В какой-то момент ему даже показалось, что он потерял дар речи, но слова наконец нашлись – жалкие и испуганные.

– Как... как это случилось?

– Он упал в продуктовом магазине. Менеджер тут же вызвал «скорую», они привезли его к нам. Ваше имя и телефон мы обнаружили в его бумажнике.

– О господи, – только и смог выдохнуть Майлс. Прислонившись спиной к стене, он закрыл глаза. Внезапно в мозгу отчетливо нарисовалась картинка, как отец тянет руку к коробке с супом и внезапно падает на линолеумовый пол, роняя вместе с собой стеллажи с продуктами, умирая на глазах у чужих людей, которые пришли в магазин за покупками и бесстрастно наблюдают за расстающимся с жизнью стариком, продвигаясь между торговыми рядами.

– Сейчас его состояние стабилизировалось, но он без сознания, мы держим его в реанимации на аппаратуре. Весьма вероятно, у него некоторое поражение головного мозга, хотя глубину мы не можем установить до тех пор, как...

– Какая больница? – перебил Майлс.

– Святого Луки, на...

– Сейчас приеду! – Майлс швырнул трубку как раз в тот момент, когда подошла Наоми. – Попроси Хала, пусть подхватит мою клиентку, – бросил он секретарше, нажимая кнопку лифта. – Когда вернусь – не знаю.

– Что с отцом?

– Инсульт. – Майлс ударил ладонью по кнопке, словно подгоняя медлительный лифт, но реакции не последовало, и он метнулся к лестнице. – Я позвоню! – крикнул он на бегу.

Перепрыгивая через ступеньки, он скатился с лестницы, промчался по широкому вестибюлю и выскочил на автомобильную стоянку, к машине.

Святого Луки. Это на Виннетке, неподалеку от дома. Отец, наверное, пошел за покупками к Ральфу.

Каким-то образом представление о том, где это произошло, привязка к месту события сделали его более осознанным, менее абстрактным, и Майлса окатила волна паники. Слава Богу, она не сказалась на способности к трезвому мышлению и координации действий. Ему не пришлось судорожно перебирать связку ключей, чтобы найти ключ от машины, и руки не тряслись, когда он заводил двигатель. Напротив, казалось, что голова работает даже более четко, чем обычно. Он полностью контролировал свои движения и мыслительный процесс. Вырулив со стоянки, он погнал машину мимо здания Армии спасения, на Уилшир, безуспешно стараясь найти просветы в плотном автомобильном потоке.

Но здесь удача от него отвернулась.

Было такое ощущение, что на всех улицах, ведущих к шоссе Вентура, одновременно начались дорожные работы, и дорога напоминала один кошмарный сон. Два квартала он проторчал в пробке, потом наконец смог вырулить на боковую дорогу, но лишь затем, чтобы через некоторое время воткнуться в аналогичный затор. Он потратил двадцать минут на то, чтобы проехать шесть миль, и к моменту выезда на шоссе нервы уже были на пределе. От боли сводило мышцы лица, потому что он бессознательно все время сжимал челюсти, прокручивая в мозгу десятки сценариев смерти в ожидании разрешающих сигналов светофора.

Шоссе, впрочем, оказалось свободным, и уже через десять минут он стоял в больничном лифте, направляясь в отделение реанимации. В груди все ломило от боли, и хотя он понимал, что это всего лишь последствия стресса, не мог не подумать, что если суждено свалиться с сердечным приступом, то лучшего места для этого и не придумать.

Пост медсестер, уставленный сплошным рядом мониторов, начинался сразу за лифтом. Майлс быстро направился к молодому человеку азиатской внешности в синем комбинезоне, который поднял голову при его появлении.

– Я ищу отца. Боб Хьюрдин. У него инсульт, мне сказали, что он в реанимации.

Все это он выпалил на одном дыхании, наполовину приготовившись к самому худшему, но мужчина кивнул, даже не дослушав конца фразы, и вышел из-за стола навстречу Майлсу.

– Он в двенадцатой палате. Я вас провожу.

Двенадцатая палата располагалась примерно посередине коридора и, как все остальные палаты на этом этаже, имела большое окно, выходящее в коридор, чтобы медперсонал, проходящий мимо, имел возможность постоянно наблюдать за находящимися внутри пациентами. Майлс увидел отца раньше, чем вошел в комнату. Старик лежал не шевелясь, с закрытыми глазами, подсоединенный к каким-то приборам, к одной вытянутой руке тянулись внутривенные трубки. Вид у него был как у покойника.

Майлс проследовал за молодым человеком – интерном? врачом? медбратом? санитаром? – через открытую дверь в комнату. Он приготовился обуздывать наплыв эмоций, но ничего не почувствовал. Ни горечи, ни слез, ни гнева – один страх, ужас и панику, которые накатили на него в тот момент, когда Наоми сообщила, что отец в больнице.

В комнате стояла тишина, если не считать постоянного попискивания аппарата, контролирующего работу сердца. Майлс прокашлялся, и этот звук показался оглушительно громким. Но заговорил он благоговейным шепотом.

– Простите, вы врач?

– Я интерн, – так же шепотом откликнулся мужчина, покачав головой. – Врач на обходе. Должен вернуться минут через пятнадцать, но я могу вызвать его, если хотите.

– Значит... опасности для жизни нет? Я хочу сказать, отцу не надо делать срочную операцию или что-то такое?

– Ваш отец едва не умер. Мог умереть. Таким образом, у него скорее всего весьма серьезное повреждение головного мозга. Мы даем ему разжижитель крови, а также другие препараты, которые способствуют растворению тромбов.

– Прошу прощения, – покачал головой Майлс. – Я не понимаю. У него из-за этого случился инсульт?

– Инсульт обычно происходит, когда в какой-нибудь из артерий отрывается сгусток, который начинает движение в потоке крови и застревает в одном из кровеносных сосудов мозга. Именно так произошло с вашим отцом. С инсультом, который уже произошел, мы ничего особенного сделать не можем, хотя врач, когда вы с ним увидитесь, обо всем расскажет подробнее. Анти коагулянты и разжижители крови даются для того, чтобы предотвратить повторные инсульты. Они часто происходят волнами. Сгустки перемещаются последовательно или частями, они могут стать причиной следующих закупорок сосудов, но мы надеемся, что лекарства это предотвратят.

Майлс слушал, неотрывно глядя на отца. Он обернулся к интерну только тогда, когда тот замолчал.

– Хотите, чтобы я позвал врача?

– Да, – кивнул Майлс. – Это можно?

– Я вернусь через пару минут, – улыбнулся молодой человек.

У стены рядом с изножьем кровати стоял стул. Майлс пододвинул его поближе к отцу и сел. Человек, лежащий на кровати с закрытыми глазами, с трубками, прикрепленными к носу, был совсем не похож на его отца. Он не просто выглядел старше и изможденнее, все черты его лица как-то изменились. Нос казался более крупным, чем раньше, подбородок – длиннее и более заостренным. Зубы, видневшиеся между полуоткрытыми бледными губами, казались слишком большими и слишком белыми, непропорциональными относительно всего лица. Лишь одна рука, не прикрытая простыней, соединенная трубками со стойкой, на которой крепились сосуды с лечебными и питательными препаратами, вводимыми внутривенно, казалась знакомой.

Он признал эту руку.

И вид ее по каким-то причинам вызвал слезы, которых не было раньше. Глядя на нее, со вздувшимися венами, испещренную старческими желтыми пятнами, на костистые, четко очерченные костяшки пальцев, он мог вызвать в памяти те образы, которые никак не связывались с безжизненным лицом, с неподвижным, укрытым простыней телом. Он видел ту руку, которая помогала ему выкарабкиваться по железной лестнице бассейна ИМКА, которая шлепала его, когда он пальнул из воздушного ружья в зад собаки Вертера, которая показывала, как вязать узлы для получения очередного бойскаутского значка, учила вести баскетбольный мяч.